Дискурс публикует цикл «Таблички. Speaking tablets. Вещь-текст» из новой книги Владимира Беляева «Ничего не объясняющие фрагменты прекрасного» (НЛО, 2017) с предисловием Степана Кузнецова.
Владимир Беляев известен не только как поэт, но и как акционист и, что стоит подчеркнуть особенно, как организатор ландшафтного фестиваля «Пушкинские лаборатории», где поэтические и художественные практики часто сосуществуют друг с другом в едином синкретическом пространстве.
В содержании «Фрагментов» указано 4 части – 2 из них – выборки из опубликованных ранее книг Беляева – «Именуемые стороны» (2013) и «Вроде Сторожившего нас» (2015), еще одна – стихи и проза 2015-2017 гг. и стихи, не вошедшие в книги, и последняя – «Таблички. Speaking tablets. Вещь-текст», содержание которой тесно связано с акциями «Пушкинских лабораторий».
Можно предположить, что «Таблички» – своеобразный ответ на актуализированную Андреем Черкасовым на «Пушкинских лабораториях» в 2015 году поэтическую технику blackout (создание поэтического текста с помощью закрашивания «ненужных» слов в исходном тексте – другом стихотворении или вовсе нехудожественном тексте). В лаконичном предисловии к «Табличкам» Беляев определяет их как попытку «пересмотреть метод blackout poetry, создать новое материальное измерение и акцентировать поэтическое через уникальность вещи, изделия (извлекая текст из общего потока необязательного и быстрого чтения), через встречу взгляда и “говорящего камня”, через соразмерность текста фактуре дерева; оценить возможность конвертации наивно-дидактического дискурса газеты в действенное сознание».
«Таблички» представляют собой деревянные дощечки с нанесенными на них печатными текстами. Почти на всех дощечках текст напечатан на узких полосках бумаги, что делает его похожим на незакрашенные участки в блэкауте – и подобную визуальную близость всегда приходится иметь в виду при чтении «Табличек». Впрочем, спектр интерпретации техники, в которой сделаны speaking tablets все равно остается широким: не лишена основания мысль, что текст, таким образом, как бы становится по онтологическому статусу выше материи дерева, а поэзия является неким просветом первичного Логоса. Или, напротив, допустимо представить это исполнение как способ примирения языков природы и поэзии в едином изделии.
«Говорящие камни» призваны увести читателя из набивших оскомину дискурсов, вывести в пограничное измерение рецепции. Пафос этого ухода звучит и в текстах самих табличек, где зависает вопрос о том, «оставаться ли памятниками золотого имперского времени» или «избавиться от профанации боли и сочувствия в новой коммуникационной ситуации». Эта новая ситуация – встреча взгляда и «говорящего камня» проявляет хайдеггерианскую внимательность к вещам и поэзии, при которой граница между ними размывается.
Отход от «наивно-дидактического» дискурса приводит к мерцающему «серьезно- умозрительному» дискурсу, в котором обостряется внимание к измерениям языка, свободного от человеческой утилитарности («само слово исследует жизнь»), к открытию некоей арканической чувствительности («чувство беспомощности перед тем, что нам предшествует или в нас не нуждается») к нечеловеческому миру, в котором «вещь сама о себе» и по-иному рассматриваются пространство и время, и сама жизнь, «когда у нее появляются свои повадыри / И, может быть, самое важное слышать их работу».
Таблички. Speaking tablets. Вещь-текст
