ZmjRmfFpDZec4sfyG

Современная литература должна умереть?

Современная литература должна умереть? / общество, русская литература, литература, современное искусство, книги, культура, медиа, искусство — Discours.io

Регулярное чтение улучшает состояние клеток головного мозга, учит эффективнее воспринимать информацию и снижает риск старческого слабоумия, а художественная литература развивает воображение и эмпатию, имитируя в текстах социальный мир и передавая читателям индивидуальный многолетний жизненный опыт. Несмотря на очевидные плюсы такого досуга, люди обращаются к нему всё реже: около 30% жителей США и России уже не прочитывают ни одной книги в год. В то же время на потребление медиаконтента люди тратят до 11 часов в день, хотя научно доказано, что социальные медиа повышают уровень тревоги и депрессии.

В колонке о том, как книги стали придатками массмедиа, писатель-постмодернист Владимир Коваленко, автор романов «Ах Куй» и «Ничто», объясняет, какие произведения обеспечивают рост современного рынка, как книжные корпорации навязывают спрос искусственно, почему современная литература стагнирует, как возможно развивать интеллектуальную книжную культуру и каким образом читатели могут повлиять на будущее художественной литературы.

Какой литература могла стать сегодня?

Художественная литература появилась достаточно давно, некоторые ученые и исследователи склонны считать литературой древние тексты, наподобие Эпоса о Гильгамеше. Однако индустрией литература стала только после появления и внедрения печатного станка, то есть в эпоху Нового времени, когда у большого количества людей появляется желание, способность, и, что самое главное, время на чтение.

Появление печатного станка стало настоящим прорывом. Известный основоположник медиаисследований Маршалл Маклюэн связывал его с разрушением самого чувственного и религиозного этоса средневековой культуры и Средневековья как такового. Разбирая тему текста и культуры в эпоху Средних веков, он замечает: 

Рукописной культуре, будь то древняя или средневековая, присущи чувственные предпосылки, совершенно не похожие на те, которые сформировались после Гутенберга…

В этом же труде Маклюэн заметит:

Важно понять, что тот визуальный «спурт», который произошел благодаря Гутенберговой технологии, был невозможен в рукописную эпоху, ибо рукописная культура сохраняет аудиотактильные модальности человеческой чувственности в такой степени, какая несовместима с абстрактной визуальностью и переводом всех чувств на язык унифицированного, непрерывного изобразительного пространства. 

В похожем ракурсе эту проблематику рассматривает и Хеллен Периш в своем труде «Реформация». Автор связывает предпосылки пересмотра христианства и зарождения капиталистических, национальных и модернизационных веяний с распространением технологии печати и литературы на национальном языке.

Уже к концу XX века индустрия художественной литературы, какой мы её знаем, практически пережила саму себя, испробовав чуть ли не все возможные жанры и формы от классического европейского романа до экспериментов Кортасара, Перека и Данилевского с Уоллесом.

В какой-то момент развития художественной литературы казалось, что потоковое письмо и формат анти-романа (понятие, как считается, ввел Сартр) навсегда вошли в мировую культуру, и в скором времени новая литература будет настоящим аттракционом со сложной структурой, большим количеством загадок и текстовых игр, которые будут привлекать человека грядущего XXI века. Об этом очень подробно писал Павич в книге «Роман как держава»:

Поскольку я уверен, что будущее литературы зависит не от писателей, а от читателей […] Нынешний читатель сталкивается с относительно новым явлением и новым видом текста, который предлагает ему относительно новый метод чтения литературного произведения. Речь идет о нелинейном повествовании и интерактивной литературе. Для того, чтобы дать читателю больше прав в процессе создания литературного произведения, необходимо писать книги в новой технике нелинейного письма, которая предлагает несколько направлений чтения на выбор, причем каждое из них меняет смысл текста.

Мечты о новой литературе были свойственны не только романтичному Павичу, но и вполне пессимистичному Станиславу Лему:

Если говорить обо мне как о читателе, то я более всего ищу оригинальности, и когда натыкаюсь на повторение старых схем, неизменно ощущаю скуку. К сожалению, отсутствие оригинальности, схематизм стали просто каким-то маниакальным пороком, болезненной страстью, особенно в американской массовой литературе.

И в этом есть суровая правда: массовая американская литература 60-ых, во время пика творчества и популярности Лема, выглядела несколько иначе, чем в 1975-м, и совсем по-другому, нежели сейчас. Согласно данным еженедельника Publisher Weekly, который составляет список бестселлеров в Соединенных Штатах, за 1961 год среди самых продаваемых книг были «Фрэнни и Зуи» Джерома Сэлинджера, «Убить пересмешника» Харпер Ли, «Тропик рака» Генри Миллера, «Винни-Пух» Александра Ленарда (латинский перевод «Винни-Пуха» Алана Милна), «Зима тревоги нашей» Джона Стейнбека.

К 1975 году картина сильно меняется. Среди самых востребованных книг появляются романы Агаты Кристи, Артура Хейли и Ирвинга Стоуна… Нельзя сказать, что это провал или сильное проседание культуры, но уже и не Сэлинджер с Харпер Ли.

Если зайти в любой книжный магазин сегодня, можно понять, что ожидаемой трансформации литературного творчества в уникальную экспериментальную форму для массового читателя не произошло. В отличие от того пути, который прогнозировали гениальные писатели, художественной литературе пришлось выбрать другой.

Почему художественная литература не трансформировалась?

Хотя в 1977-м телевидение ещё считалось «новой» технологией, оно уже вызывало опасения, потому что стало конкурировать с книгами. Созданный в том же году Центр книги библиотеки Конгресса США начал искать пути взаимодействия новых электронных технологий и старой «книжной» сферы для продвижения чтения. Вскоре состоялся первый симпозиум «Телевидение, книга и класс», выступления на котором посвятили перспективам использования телевидения для увеличения количества читателей. Событие это было по-настоящему значимым — на площадке Конгресса собралось множество представителей политики, книготорговли и телевидения, между которыми, понятно, завязалась дискуссия о дальнейшем будущем книги. Особо интересна здесь цитата Фрэнка Стентона, главы радиовещательной компании CBS:

В процессе своего распространения телевидение, естественно, будет производить материал, который кому-то не нравится. И в процессе постоянного создания нового материала (чтобы заполнить эти двадцать четыре часа каждый день в году) будут, безусловно, некоторые ошибки, упущения, безвкусица, банальности. Это неизбежно, потому и вызывает серьезную критику. Я бы не стал защищать всё, что появляется на современном телевидении, но верю, что грядущие медиа смогут совладать с различными особенностями массовой общественной коммуникации.

Но произошло, как все мы знаем, иначе: телевидение перетянуло одеяло на себя, заманив аудиторию библиотек и книжных яркой динамичной картинкой и информацией, дополнительно осмыслять которую не было необходимости.

В 2019 году Pew research center опубликовал статью о том, что доля взрослых американцев, заявляющих, что за предыдущий год они не прочитали ни одной книги, стала ещё выше, чем десять лет назад, и составила 27%. Десять лет назад, в 2011 году, ни одной книги не прочитали 19% респондентов.

В 2018 году вышел большой материал исследовательского центра Nielsen, в котором изучали взаимодействие американцев с различными медиа-форматами за первый квартал 2018 года. По оценкам экспертов, средний житель США тратил на взаимодействие с современными медиа через телевизор, ПК или смартфон порядка 11 часов в день, при этом около половины этого времени тратилось на просмотр видеороликов.

Современная литература должна умереть?

Сокращение времени, которое тратится на чтение, фиксируют не только опросы, но и протяженные по срокам исследования. В 2018 году известный американский психолог Джин Твенге сделала то, что до неё не делал никто, но что точно лежало на поверхности. Твенге использовала данные проекта Monitoring the Future (в нем ежегодно принимают участие почти 50 000 обучающихся средней и высшей школы), который располагает материалами на более чем миллион детей и подростков с 1976 по 2016 годы. Благодаря огромной репрезентативной базе психолог пришла к поражающим результатам. Если еще в 2000 году подростки могли проводить в социальных сетях или в электронном общении не более часа в день в среднем, то сейчас скролл ленты и переписка в чатах занимают почти всё свободное время школьников и подростков. В начале века один из трех учеников старших классов говорил, что читает книги каждый день. К 2016 году доля тех, кто мог бы похвастаться ежедневным чтением, составила всего 2%.

При прочих равных, Россию нельзя назвать самой развитой в вопросах науки и образования страной в мире, однако цифры, которые фиксируют соцопросы, показывают картину, схожую с США.

По свежим результатам опроса ВЦИОМ, за последние полгода 30% россиян не прочитали ни одной книги; 44% прочитали от 1 до 5 книг, а 26% прочитали 10 и более. Причем самыми популярными писателями среди россиян оказались Дарья Донцова, Борис Акунин, Захар Прилепин, Виктор Пелевин и Татьяна Устинова. В 2009 году ВЦИОМ упоминал, что доля читающих ежедневно среди респондентов составляла 22%, а в 1996 году она была 31% (подсказка: люди, читающие ежедневно, прочитают более 5 или даже 10 книг в год, именно поэтому в 2021 году ВЦИОМ спрашивали не про частоту чтения, а про количество прочитанных книг).

В России люди в среднем тратят на просмотр видео-контента, согласно опросу агентства BrandScience, 4 часа 20 минут. К сожалению, больших данных (наподобие исследования Джин Твенге), через которые можно было бы изучить изменение запросов россиян в потреблении медиапродуктов в весьма длинной перспективе, нет. Однако из опыта 50 лет наблюдений в тех же США, статистика которых схожа с российской, можно сделать вывод, что у людей по всему миру действительно появились новые привычки. Мир медиаразвлечений изменил всё, в том числе и литературу.

Что медиа сделали с литературной индустрией?

«Сегодня книги превратились в жалкие придатки мира массмедиа, зовущие к бездумным развлечениям, уверяющие, что всё к лучшему в этом лучшем из возможных миров», — именно так завершал свою книгу «Тяжело ли быть издателем» Андре Шиффрин, бывший работник издательства «Пантеон», которое некогда входило в состав гиганта «Рендом Хаус».

Действительно, если присмотреться к самым продаваемым книгам современности, можно увидеть весь масштаб кризиса индустрии. Мы уже упоминали про самые продаваемые книги 1961 и 1975 года, но в 2019 году сектор нон-фикшн литературы стал основным в США (а значит и во всем англоязычном сегменте — самом большом на планете). Только 5 книг с тиражом свыше 1 млн экземпляров обеспечили 5%-ный рост всего американского книжного рынка, и это:

«Becoming» — («Становление») жены бывшего президента США Мишель Обамы (она была продана в количестве свыше 3 млн экземпляров, став самой продаваемой книгой 2018 года в США и в мире);

«Magnolia Table» — («Магноловый стол») телезвезды Джоанны Гейнс, ведущей мегапопулярного шоу о ремонте;

«Girl, Wash Your Face» — («Девочки, мойте свои лица») блогера и мотивационного спикера, «Тони Роббинса для женщин» Рейчел Холлис;

«Diary of a Wimpy Kid #13: The Meltdown» — («Дневник слабака#13: Потепление») — очередной выпуск «Дневника слабака» популярного американского иллюстратора и гейм-дизайнера Джеффа Кинни;

«Fire and Fury» — («Огонь и ярость») журналиста Майкла Вольфа, который в ней разоблачил президента Дональда Трампа и его администрацию (кто бы мог подумать).

Ни одной самостоятельной научно-популярной или художественной книги, которая не была бы завязана на медиаиндустрию. Это связано с тем, что мы живём в условиях, когда за досуг человека конкурирует YouTube, Netflix, индустрия игр и много чего ещё. Мишель Обаму все видели по телевизору или в интернете, а вот молодого американского (пусть даже гениального прозаика) не видел никто, поэтому его книгу не издадут и не прочитают.

И это симптоматично не только для рынка американского, но и для мирового. Например, IBISWorld недавно подсчитала, что средний рост печатной индустрии в 2014–2019 годах составил 0,3%… То есть на уровне погрешности. Мировой рынок компьютерных игр в 2020 году, к примеру, составил почти 200 миллиардов долларов США, в то же время рынок книжный при всех его современных особенностях — только 86 миллиардов.

Дело здесь совсем не в хитром заговоре масонов, не в кровожадных капиталистах и даже не в коронавирусе. Ситуация с книгами постепенно превращается в ситуацию с театрами, если такое сравнение возможно — в 2019 году, по данным ВЦИОМ, только 34% опрошенных бывали в театре раз в год, а 23% никогда в нем не были. При этом подавляющее количество театров — это развлекательные комедии для массового зрителя, и только малое количество — про искусство. Так же и с художественной и философской литературой: эта сфера человеческой деятельности постепенно становится всё более закрытой и маловостребованной.

Современная литература должна умереть?

Кризис современной литературы во многом комплексный: новые книги и новые авторы, выходя на рынок, начинают конкурировать не только с мультимедийными платформами и социальными сетями, но и… с уже известными классиками.

У нового автора просто нет того ресурса, чтобы соперничать на полке со всем известным Толстым: Толстого знают все, Лимонова немногие, а новое имя вскоре забудут. Всё, на что можно рассчитывать современным писателям, как и в музыкальном бизнесе — провисеть в «топ-чартах» от недели до пары месяцев.

Проведем эксперимент: можете ли вы вспомнить самую главную прозаическую книгу 2019 года? Ну, или не прозаическую, такую действительно сложно вспомнить, а, может быть, нон-фикшн? Имя Джулии Эндерс о чём-нибудь говорит? А это автор книги «Очаровательный кишечник», которая в мире продалась тиражом более 2 млн экземпляров, между прочим.

Здесь актуализируется проблема современного капитализма платформ — покупатель видит то, что стоит на полках, что предлагают ему в магазине или на сайте. Если производитель или автор не представлен в агрегаторе, — его просто не существует. При этом, как говорил об этом Ник Срнычек в нашумевшей книге «Капитализм платформ», — огромной капиталистической ризоме, покрывающей несколько континентов, стран или городов бывает очень трудно удержаться от того, чтобы не создавать спрос искусственно, продвигая товары, которые интересны корпорации, а не потребителю.

Природа современной книготорговли дуалистична — с одной стороны монструозные монополии с тысячами точек выдачи и огромными складами, с другой — крошечные независимые книжные и small-press издательства. В первом случае речь идет о больших деньгах и больших цифрах, во втором — о локализации и сохранении культуры и субкультуры (деньги обычно вторичны). Однако и тот, и другой вариант скорее крайности, нежели должные состояния, каждое из которых слабо подходит для сохранения и развития книжной культуры.

Как можно сохранить художественную литературу?

Тему падения интереса к книгам поднимал ещё Рэй Брэдбери в «451 градус по Фаренгейту», чей основной мотив знаком многим. Ощущая надвигающуюся медиареволюцию, связанную с распространением техники и цифровизации, писатель создал настоящую оду книжности как главной метафоре цивилизации. В романе остро противопоставляется сложность старой немассовой культуры и напирающая простота бесконечных однообразных сериалов. Поэтому завершить хочется цитатой из романа. Она излишне пафосна, но точна как выстрел в лоб:

«Есть преступления хуже, чем сжигать книги. Например — не читать их».

В процессе создания этой статьи мы с редактором вели многодневные баталии. То, как крупные корпорации могут влиять на спрос, кажется мне самоочевидным и не самым важным, она же уверена в том, что книжная монополия, к примеру, в нашей стране всё активнее укрепляется. Редактор приводила в пример недавние события с покупкой холдингом Эксмо-Аст большой части акций «Парето-Принт». Я же думаю, что роль монополии в издательстве книг хоть и зависит от получения максимальной выгоды, но всё же ей не ограничивается — спрос существует, значит множество людей это устраивает.

Однако мы сошлись на одном: имея все рычаги продвижения и распространения, крупные игроки (вроде Амазона и других) смогут навязывать то, что интересно им, превращая рынок книг в корпоративный диктат. Возможно, что книготорговля станет похожа на антиутопию из в старых фантастических фильмов про корпорацию Тайрел. Может, это суровая правда жизни, и сегодня запрос массового читателя действительно таков, каким мы его видим — «дешевый дофамин», который нам дарят медиа, в бешеном ритме жизни и правда выглядит соблазнительно на фоне усилий, которые приходится затрачивать на самостоятельное осмысленное изучение текстов. Как бы то ни было, индустрия по всему миру уже встала на рельсы, и только читатели смогут решить, появится ли на полках крупных магазинов, а значит и в культуре будущего что-то, что можно смело назвать современным искусством.

Если не читать книги независимых авторов, не поддерживать скромные издательства и не интересоваться альтернативой на рынке, литература продолжит свою стагнацию. Наладить ситуацию не так сложно — стоит лишь чуть больше читать: увеличить прочитанное на одну книгу в неделю, месяц, полугодие или год. Можно посетить независимые магазины, чью карту любезно составил магазин «Все свободны». Интересные книги можно обсуждать, советовать, рассказывать о них в сети, создавать вокруг них свое информационное поле. Только так будущее литературы будет у вас в руках, о читатель!

Иллюстрации: Роман Олейник