В конце 2016 года в России появился новый просветительский сайт с лекциями о живописи, музыке, философии, литературе и истории – Magisteria.ru. О том, зачем и кому сегодня нужен образовательный портал с академическим уклоном, почему советский ренессансный идеал на наших глазах улетучивается и как преодолеть кризис, связанный с распадом советской культуры, Дискурсу рассказал главный редактор проекта Андрей Борейко.
— Как появилась Magisteria?
15 сентября 2015 года мне написал коллега, что есть идея сделать такой сайт. Я сказал, что идея хорошая, мне нравится. И началась работа над концепцией. Я ориентировался на ситуацию, сложившуюся в образовании, — как я её вижу, на ситуацию в обществе, в политике. И мне казалось: хорошо бы создать независимую площадку для академической среды в России. Потому что, как ни крути, в России по большому счету никогда независимой университетской среды не существовало: она изначально создавалась под государство — и академия наук, и университеты. Наверно, был непродолжительный период в начале 20 века, когда профессура и студенчество осознавали себя как европейского типа автономную среду, которая может, условно говоря, бойкотировать нехорошего профессора или что-то требовать от власти. Но советская власть всех опять от этого отучила. И уровень самоорганизации упал. И вообще желание рисковать своей карьерой, своим куском хлеба, своей областью исследований ради непонятной и, как правило, бесперспективной общественной деятельности осталось у немногих. Поэтому мне казалось, что можно, следуя ещё не иссякшей романтике интернета, попытаться что-то подобное предложить.
Первоначально я видел такой формат проекта по аналогии с The Great Courses. Это замечательный американский сайт, ему уже 25 лет, на котором свыше пятисот разных курсов в видеоформате, в аудиоформате, к каждому курсу полагается либо подробный конспект, либо транскрипт. То есть все лекции можно смотреть, читать, скачивать и слушать. При этом у них четко всё формализовано — от содержания до размера курсов. Есть и естественнонаучные направления, и математические, и гуманитарные курсы уровня колледжей или первых курсов университета. Притом, что все курсы платные, они проводят систематические распродажи. И курс, в который входит от 6 до 48 лекций, обычно стоящий 300 долларов, каждые две-три недели будет мельтешить в распродажах за 30 долларов. Для пользователя рунета, где известна ситуация с пиратским контентом, это тоже немало, но в США, Канаде или Великобритании — там другое дело. Понятно, что англоязычный рынок интеллектуального контента колоссален во всех отношениях: и в плане покупательной способности, и по числу пользователей и т. д. Было ясно, что у нас это в таком виде не пойдет. Поэтому в результате обсуждений мы пришли к нынешней концепции, начали с ней работать, с ней и открылись.
— Чем Magisteria будет отличаться от других образовательных гуманитарных проектов?
Мы себя мыслим в нише между двумя не очень большими пока что блоками. С одной стороны, есть то, что уже получило расхожее название эдютейнмент — от education + entertainment, т. е. обучение через развлечение или развлекающее обучение; это делает «Арзамас», и в меньшей степени — «Постнаука». «Постнаука» ближе к популяризации, «Арзамас» — к развлечению. Это всё то, что в советское время называлось научпопом. Он может быть более веселым, более привлекательным с точки зрения оформления, подачи материала, может быть более «высушенным» и академичным.
При всем моем уважении к «Постнауке», у них же какой формат? 15 минут говорящая голова что-то рассказывает на ту или иную тему, и никакого продолжения не предполагается. Приблизительно то же самое, что вы, условно говоря, послушали про черные дыры, человек, умеющий читать, найдет в «Википедии». Не на русском, так на английском. Нет никакого процесса и глубины, и если делается серия таких сообщений, то она тоже ознакомительная, скажем, 6 лекций по 15 минут.
На другом полюсе мы видим то, что делают сами вузы, когда создают дистанционные курсы обучения, и то, что делают площадки, которые выступают в качестве агрегаторов онлайн-курсов. Ты втягиваешься в учебный процесс, подписываешься на какой-то курс, платишь зачастую какие-то деньги. И это предполагает, что ты всерьез взялся за учебную тему и несколько месяцев будешь этим заниматься, чтобы получить на выходе какой-то диплом или сертификат.
Вот получается два полюса, между которыми оказываемся мы, потому что мы, по сравнению с научпопом, более основательно и обстоятельно, развернуто подходим к предметной области, а с другой стороны, мы не претендуем на то, чтобы вести учебный процесс, как он устроен в вузах или тренинговых центрах, будь то в онлайн-варианте или, тем более, в офлайн-варианте. Это наша ниша. Других таких проектов я сейчас не знаю.
— Какие курсы уже есть на сайте? Какие появятся в ближайшем будущем?
За прошлый год вместе с первыми пятью лекторами мы разработали и записали первые пять курсов. Это «Литургический год с Бахом» преподавателя Московской консерватории Романа Насонова; курс «Пушкин: однажды и всегда» известного пушкиниста, историка и киноведа Виктора Листова; курс «Серебряный век» литературоведа и филолога Олега Лекманова; авторский курс поэта и культуролога Михаила Кукина «Традиционный текст и его живописная интерпретация» об античной и христианской традиции в творчестве художников разных эпох; а также «Введение в философию Аристотеля» от кандидата философских наук Сергея Мельникова. Так что, у нас сейчас у нас четыре направления — литература, живопись, философия, музыка — и пять лекторов, потому что по литературе у нас получилось два курса: Пушкин и Серебряный век.
Каждое из направлений, которые есть сейчас, мы намерены расширять, и уже есть договоренности о том, что литературная часть, например, дополнится литературой советского периода. По живописи обсуждаются новые курсы, новые авторы. Курсы философии тоже будем расширять, очень хотелось бы нарастить курсы по истории — их просто нет на сегодняшний день. У нас есть история музыки или музыка в историческом аспекте (тот же Бах), но отдельных курсов пока нет. Надеюсь, они появятся уже весной, в апреле–мае. То есть по мере того как у нас будет заканчиваться публикация уже запущенных курсов — а два из пяти будут полностью выложены уже в апреле, — на их место в нашем издательском плане встанут новые курсы.
Вообще спектр тем, которые мы бы хотели осветить, очень велик. Мы ничем себя не ограничиваем, и табуированных тем у нас нет. Когда я писал концепцию сайта, я составил каталог возможных тем, и, когда количество возможных курсов достигло сотни, я понял, что надо остановиться и отталкиваться уже не от этих отвлеченных желаний, от того состава лекторов, которые согласятся участвовать в этой авантюре.
В этом году мы планируем активно расширять контент, список рубрик, состав курсов и приглашать новых лекторов. Поэтому сейчас лично моя задача, главный приоритет — это, конечно, наращивание контента, чтобы не падало качество, чтоб не снижалась планка. И, с другой стороны, чтобы он был разнообразным. Это, конечно, сложно: нас мало и ресурсов мало. Но сейчас у нас очень хороший темп — три публикации в неделю — и сбавлять его мы не собираемся.
— Как устроен рабочий процесс в Magisteria?
Процесс проходит следующим образом. Сначала нужно обаять лектора, это такой пиар-маркетинг. Если лектор согласился, мы заключаем с ним договор. Первым делом от лектора требуется план курса — перечень лекций с небольшими аннотациями. Этот план мы вместе обсуждаем, высказываем свои пожелания, и, как правило, находим общий язык. Дальше делаем пилотную запись, которую все ключевые люди из редакции должны прослушать и сказать: «Да, круто». Я думаю, процесс похож на ваш: все должны проголосовать, только вас много, а нас очень мало.
Если решение принято, продолжаем писать дальше. Пишем мы либо здесь, в одном из офисных помещений, либо, если условия позволяют, на дому у лектора. У нас не студийные условия записи, и человек, который профессионально занимается звукозаписями, услышит это. Это не любительская запись в большой аудитории, но и до студийного качества мы пока ещё не добрались, хотя стремимся, чтоб всё было приятно для слуха.
Когда запись сделана, мы её причесываем, ретушируем — вычищаем речевые ошибки, оговорки, ненужные повторы, вопросы интервьюера (т.е. мои) — оставляем только лектора. И она превращается в такую плотно сбитую авторскую речь, которая завораживает уже сама по себе. Когда это сделано, мы отправляем её на стенографирование, на получение транскрипта.
Дальше мы ищем иллюстрации, чтобы каждый смысловой фрагмент был проиллюстрирован. Подбор иллюстраций, пожалуй, на сегодняшний день — самая трудоемкая часть. Есть лекции, где их немного, порядка сорока, а так, в среднем, 60-70 иллюстраций на лекцию. И это требует творческого подхода. Какие-то вещи можно проиллюстрировать только по ассоциации, но эта ассоциация не должна быть слишком далекой от предмета беседы. Например, нам хотелось сопровождать разговор о кантатах Баха не только партитурами и текстами кантат, но ещё и барочной живописью, но оказалось, что Тридцатилетняя война в Германии настолько выкосила страну, что качественной барочной немецкой живописи несопоставимо меньше, чем итальянской или голландской. Голландцы очень выручают в плане иллюстрирования Баха. Это отдельный пример, но так находятся какие-то новые ходы, которые не сразу были очевидны.
Понятно, что с каждой темой по-своему. Например, литература начала XX века гораздо лучше документирована с точки зрения иллюстраций. У нас есть фотографии этих авторов, причем зачастую в разном возрасте, включая детские. Есть сохранившиеся издания, но тут для сравнения можно сказать, что немцы хорошо хранят издания и XVIII века. У них есть сайты, где можно найти публикации не только Баха (вроде Bach Digital и Bach Cantatas), но и его современников-либреттистов. Не всех, конечно, но некоторые книжки какого-нибудь 1711, 1712 или 1728 годов там оцифрованы и выложены. В этом смысле состояние российских архивов и библиотек выглядят весьма удручающее с точки зрения оцифровки и доступности в сети.
Вообще ситуация с иллюстрациями в сети ужасна. Если вы гуглите какую-то тему, какое-то имя, то главное, что вас выручает, — это, конечно, Википедия, но за ее пределами где-то в 90–95% случаев вы не получаете нужной атрибуции. Вы находите картинку, которая вам подходит по всем параметрам, но потребуется еще время, чтоб понять, кто же автор этой картинки. А если нужна дополнительная информация — в каком музее, например, она находится, — для ее поиска требуется зачастую время, которого всегда не хватает. Количество визуального мусора соответствует, наверно, общей фанк-культуре интернета. Но когда занимаешься чем-то хоть сколько-нибудь с академическим уклоном, всё это превращается в огромную проблему.
— Сколько людей сейчас задействованы в проекте? Кто за что отвечает?
Сейчас более или менее регулярно над проектом работают 10 человек. На разработке сайта, плеера, дизайна, включая и управленческие и технические задачи, задействовано четыре человека. Плюс главный редактор, звукоредактор, двое на расшифровке, два человека помогают с иллюстрациями. Время от времени появляются новые задачи и, соответственно, новые участники, которые работают в разном режиме, но в основном на аутсорсинге.
Львиную долю всей технической работы над контентом до недавнего времени выполнял я один: приходилось одновременно вести переговоры с лекторами, записывать все лекции на аудио, обрабатывать звук, делать стенограммы и т. д. Сейчас моя задача как главного редактора — распределить редакционные задачи между специалистами, чтобы отмасштабировать издательский процесса в два, а лучше в три раза.
Поначалу весь контент проходил через меня, прежде чем оказаться на сайте, пять-шесть раз: запись, работа со звуком, работа со стенограммой, иллюстрирование, оглавление, хронометраж.
Сейчас итераций стало меньше, поскольку я постепенно увеличиваю число людей, которые получают отдельные куски этого процесса. Так, сейчас появились люди, которые делают звук. Мой старший сын Даниил, как студент-философ, взял на себя стенограммы, связанные с философской тематикой. Другие стенограммы тоже в надежных руках. Это, кстати, важно, потому что многие не слушают, а читают расшифровку, воспринимают ее как авторскую статью. А нам, конечно, важно беречь репутацию наших лекторов.
— Будет ли в ближайшее время Magisteria развиваться технологически? Как?
Безусловно. За прошлый год мы разработали необычный плеер для изучения курсов. Многие называют его «видеоплеером» (хотя на самом деле это никакое не видео), а кто-то называет диафильмом или «волшебным фонарем». В нем есть аудиотрек mp3 и серия иллюстраций, сопровождающих рассказ с темпом одна иллюстрация в минуту. В каких-то ситуациях это может выглядеть неторопливо, в каких-то –получается динамично. Например, если мы рассматриваем большие картины в курсах по живописи, там длительное экспонирование картины по ходу её обсуждения оправдано. Это только начало, у нас большие планы по развитию плеера на этот год.
Все, будь то движки lms для вузов или тот же «Арзамас», — все работают с устоявшимися форматами: это какие-нибудь avi видео, активно используемые mp4 с YouTube, это могут быть стандартные изображения (jpg, png и так далее), могут быть какие-то тексты того или иного электронного формата. То есть никто не пытается агрегировать этот учебный опыт в технологическом плане. Ведь многие электронные форматы (из популярных тот же e-pub) представляют собой набор разных файлов. Там могут быть иллюстрации, текст, и все это упаковано в архив, которым управляет некий файл с метаданными. Ничто не мешает также и в вебе двигаться дальше и комбинировать единый пакет из видео, аудио, текста и статичной графики, создавая целостный, ученический, потребительский, зрительский — какой угодно — опыт.
Наш плеер будет развиваться в этом направлении: будем комбинировать самый разный контент, экспериментировать с форматами, создавая целостное впечатление от происходящего, и наращивать интерактивные элементы внутри плеера. Есть учебные сайты типа Udacity, которые, показывая в одной амбразуре видео, тут же, по завершении этого видео, выводят в этой же рамке какой-то квиз — опросник для закрепления знаний. Вот вам еще один пример того, как в одном пространстве, в одном потоке пользовательского восприятия сочетаются разные инструменты, разные форматы и программы, которые за этим спрятаны.
Кроме того, мы планируем расширять навигационные средства. Сейчас у нас в плеере есть оглавление по содержанию лекции, но наряду с оглавлением есть ещё 50-70 иллюстраций, которые образуют целую галерею. Иллюстрации тоже привязаны к какому-то смысловому куску, и это – потенциально – еще одно оглавление. Также думаем о развитии базы данных сайта за счет персоналий, художников, периодов, локаций и т. д., и этот индекс предлагать пользователю для поиска и горизонтального серфинга. Вот он столкнулся с какой-то темой: «Блин, Рембрандт! Я не видел раньше этой картины. Надо посмотреть, что у них ещё там есть про Рембрандта…» И он — бац! — идет от Баха в сторону живописи Рембрандта или, наоборот, идет со стороны живописи и видит, что у нас есть куча лекций из совершенно других областей, в которых упоминается эта живописная работа. Учитывая опыт викификации, мы это можем сделать на новом — более продвинутом –уровне.
У нас есть список идей в который мы записываем всё, что хотелось бы иметь в плеере. Мы выбираем из них наиболее, как нам кажется, перспективные и запускам их в разработку. В ближайшее время, мы начнём побуждать посетителей к регистрации на сайте, тогда пользовательское поведение станет для нас более прозрачным, и мы будем понимать, насколько востребованы те опции, которые мы добавляем в плеер. Что-то, может быть, придется дополнительно рекламировать и объяснять, а что-то не получит поддержки.
Как и в случае с начальной концепцией, жизнь внесет коррективы. С одной стороны, пользовательский отклик укажет нам путь; с другой — я все больше убеждаюсь в том, что люди не знают, чего хотят, что желание людей связаны с миметической природой культуры и вообще человеческого поведения. Человек видит устройство, программу или игру и хочет такой же телефон, такую же программу, но он не знал до сегодняшнего дня, что он этого хочет. Эта идея Рене Жирара об универсальной миметической природе культурных процессов и соперничества людей мне сейчас достаточно очевидна. То есть в каком-то смысле то, что мы предложим, то и будет. Но это диалогический процесс, и внутренний диалог, и диалог с аудиторией.
— Для кого в первую очередь предназначена Magisteria? Кто её аудитория?
У меня поначалу был эгоистичный взгляд на эти вещи. Мне казалось, что довольно много таких людей, как я, в России. Тех людей, которые получили какое-то гуманитарное образование, но работают в самых неожиданных местах: кто-то пиаром занимается, маркетингом, кто-то вообще по технической части пошел. Но эти люди испытывают ностальгию по тем культурным, образовательным темам, которыми вдохновлялись в студенческие годы. Практика показывает, что это, скорее всего, так и есть.
Другое дело, что, по нашим наблюдениям, аудитория Фейсбука, которая позитивно на все это реагирует, не то чтоб немолодая, условно говоря, от 35 до 55. Это люди, у многих из которых есть советский образовательный бэкграунд. В эту страту попадают и студенты первой половины 90-х годов. У них есть твердое представление: образование — это хорошо, образование — это ценно, нужно быть всесторонне образованным человеком. Это такой советский «ренессансный» идеал, который практически на наших глазах улетучивается. Он уже, как мне кажется, не актуален для тех, кому меньше 30. Это люди, которые привыкли жить в гетерогенном пространстве, где совершенно необязательно знать некий «необходимый минимум», необязательно знать какие-то, как раньше казалось, элементарные вещи.
Это не значит, что они глупые. Это просто молодые люди, которые выросли в обществе, лишенном какой-то ценностной иерархии, системы координат, и адаптировались к этому. Они воспринимают это как нормальную ситуацию, а поколение, скажем так, старше сорока все ещё живет в системе координат, где в описании едва ли не любого предмета всегда есть плохое-хорошее, высокое-низкое, т. е. все эти вещи, заложенные в культуру еще до эпохи постмодерна — от традиционного общества до высокого модерна, если говорить о системе культурных координат. И к этой аудитории нужен какой-то новый подход, который лично для меня еще неясен.
Хотя нам, конечно же, хотелось бы двигаться и в сторону молодежи, даже детей. Другое дело, что это означает довольно большую работу по проектированию образовательного контента, он не должен быть таким объёмным. Детям невозможно дать сорокаминутную лекцию.
Я сам работаю в школе немного — веду теорию познания (Theory of Knowledge) по программе Международного бакалавриата (International Baccalaureate) в московской гимназии 1505. Так вот я никогда больше трех минут подряд не говорю на своих уроках. У меня весь урок состоит из чередования коротких вводных сообщений и задач, которые уже требуют активности со стороны ученика, причем самой разной.
Конечно, продумать такую структуру — это большой труд. Поэтому сначала мы должны поставить на конвейер то, что мы делаем сейчас для более старшего возраста, а потом уже искать партнеров и единомышленников, которые будут с удовольствием заниматься этим подростковым материалом для старшеклассников, для поступающих в вузы. Такие задумки есть, и желание есть, просто мы отдаем себе отчет в том, что это по-другому делается, чем нынешний контент, и это более трудоемко.
— Подтвердились ли реальностью ваши ожидания в отношении аудитории?
Скажем так, у меня было представление, что это, скорее, относится к моему поколению и старше. Мне сейчас 44. Мое видение оправдалось, когда я смотрю статистику в ФБ. Оно оправдалось в том смысле, что основную массу составляют люди 35 и старше. Но я не ожидал, что будет так велик перекос в сторону женской аудитории… Сейчас среди наших подписчиков 20% мужчин и 80% женщин. Может быть, это связано с тематикой, которую мы выкладываем. Очевидно, что в отношении к образованию есть свои гендерные закономерности — это для мальчиков, это для девочек. У нас пока мало философской тематики, естественнонаучной или технической вообще нет. Мы не исключаем, что она появится, но там тоже нужно найти какой-то сильный ход в подаче материала, обеспечить его эффективное усвоение.
— К какому эффекту или результату для читателя — изучающего курс — вы стремитесь?
Я вижу ситуацию следующим образом. Мы даем некий ориентир, некую вводную, какие ключевые понятия, факты, литературу и источники. Человек может ограничиться прослушиванием, просмотром того, что есть, – удовлетвориться этим и пойти дальше. То есть осознать: «Для себя я в этой теме разобрался, теперь я не чувствую себя неосведомленным в этой области, но вижу возможность двигаться дальше». Сейчас или погодя — это уже его дело.
— Что для вас станет показателем успеха проекта?
Нам уже в январе стало ясно, что проект удался. По общей реакции, мы поняли, что угадали со многими вещами. Критических замечаний мы получаем очень мало, и иногда они вполне конструктивны. И мы видим огромную симпатию к происходящему со стороны людей, которые смотрят и слушают нас. Пока нельзя измерить успех в финансовых терминах, он измеряется удовольствием, которое мы, наши авторы и наши пользователи получаем от процесса.
С нашего открытия 23 декабря 2016 года, уже более 15 тысяч человек подписались на нашу страницу в facebook. Мы с некоторым восторгом смотрели за количеством подписчиков в ФБ на протяжении января, когда, бывало, по 600-700 новых человек в сутки подписывались на страничку. Был такой период «бури и натиска», который, кстати, показал, что именно в новогодние праздники сетевая аудитория активна как никогда. Я думаю, если к концу 2017 года у нас будет 50 тыс. подписчиков, то это будет хороший результат.
Но СМИ, надо сказать, на фоне этого rocket jump ведут себя очень странно. Всего несколько изданий написали о нашем открытии. «Горький» опубликовал новостную заметку. На Newtonew сделали о нас очень качественную на наш взгляд статью. И ещё «Медуза» нас поддержала, показывая наш баннер. Каждый месяц они проводят конкурс и выбирают два некоммерческих проекта, которые бесплатно рекламируют в следующем месяце. В феврале они показывали нас. Но пока ни с кем кроме вас вот такого полноценного разговора не было.
— В последние годы в России появился целый ряд образовательных порталов, работающих именно с лекционными видео-форматами и преимущественно посвященных гуманитарным темам. Это «Постнаука», «Арзамас», Lektorium.tv… И вот теперь Magisteria. Как вы думаете, с чем связано массовое появление таких проектов в последние годы?
Я думаю, что на самом деле здесь два разных аспекта. С одной стороны, сейчас все больше людей находится в социальных сетях, сами средства связи и скорость интернета изменились, видео гораздо более доступно, чем в начале нулевых, тем более в конце 90-х, когда нужно было долго-долго что-то качать через пикающий модем. Сейчас всё доступно, и производство видео превратилось само по себе из высокого кинематографического телевизионного искусства в обыденность: его можно снимать на камеру телефона.
Почему образовательные проекты с преобладанием гуманитарной тематики? Я думаю, это связано даже не с политической ситуацией, которая создает достаточно удушливую обстановку в стране, когда прекращается какой бы то ни было диалог власти с обществом и внутри общества, когда при достаточно массовой поддержке идет квазиконсервативная волна. Есть более долгосрочный кризис, связанный с распадом советской культуры, которая, как её ни оценивай, представляла собой некоторую целостность. И даже контркультура, опиравшаяся на эту целостность, была контркультурой по отношению к этой официозной культуре.
Старшее поколение воспитано и образовано в определенной системе координат. Произошел распад этой системы координат по самым разным векторам. В частности, распался язык. Одна из причин того, что сейчас очень многие разговоры в соцсетях так сложно вести, связана с тем, что сам формат короткий — в его рамках трудно объясниться, и нет общего языка. Мы находимся в очень неоднородной языковой среде.
Все говорят вроде бы по-русски, но в действительности на разных языках.
И это затянувшаяся ситуация такого культурного бульона, распадения кристаллической решетки без обретения новых форм. То, что периодически предлагается официозом в качестве метанарратива, конечно, никем всерьез не воспринимается, даже самим официозом. Нет институции в обществе, которая предлагала бы новую форму кристаллизации культуры.
В этой ситуации думающие люди, склонные к культурному поиску, начинают сами искать решения. Искать решения можно, только обращаясь к образцам. Отсюда интерес к истории, культуре, к самым разным темам недавнего и далекого прошлого. И все это еще осложняется тем, что обращение к этим образцам, появление этих образовательных проектов происходит в ситуации мощнейшего институционального кризиса и в гуманитарной науке, и в науке вообще. Мы их видим больше со стороны организационных политических решений, в отношение Академии Наук, управления образованием, управления культурой.
Но все это — симптомы, внешняя сторона дела. Российское общество — это уже общество постмодерна. Наука не имеет такого авторитета, который имела раньше. Мы имеем множество альтернативных наук, которые бытуют почти на равных правах. Во всяком случае, в массовом сознании это так. Скажем, фоменковщина занимает в умах не меньше места, чем академическая история. А последняя, в свою очередь, замусорена потоком фейковых «диссертаций» и прочей туфтой.
Можно характеризовать это как процесс разложения и гибели, а можно — как некий затянувшийся кризис и отсутствие культурной парадигмы. И люди, покуда они живые, ищут выход, какое-то решение, может быть, не универсальное, не для всех, а для себя в соответствии со своими вкусами и пристрастиями. Поэтому, думаю, мы еще будем наблюдать появление таких проектов, движений. Именно потому что мы внутри ситуации, в которой не видно никакого разрешения. Это может занять 5-10 лет, а может –и больше.
— Как вы думаете, способны подобные образовательные проекты как-то противоборствовать этому образовательному кризису?
Я думаю, такие цели могут ставиться внутри. Вопрос: насколько они реалистичны. Это отдельный вопрос. Я не думаю, что есть какая-то серебряная пуля или палочка–выручалочка. Просто нельзя сформулировать ничего нового, не обращаясь к рефлективному модусу существования… Современные философы выделяют габитуальный модус, когда человек ведет себя по привычке, воспроизводит какие-то формы поведения. А есть рефлективное поведение: поиск, попытка осознания себя, своей истории — недавней или более давней, своего места в мире. Даже те, кто с большим апломбом утверждают, что имеют особый путь, особое место в мире, все равно не очень в этом уверены, просто потому что эти декларации не обеспечены ничем, кроме отдельных спортивных достижений, да и те уже под вопросом. Все остальное неубедительно даже для тех, кто полагает, что еще немного и мы всех порвём как тузик грелку.
— А какие цели вы себе ставите?
Мне трудно формулировать какие-то глобальные цели проекта. Осенью 15 года я видел в нем возможность решать какие-то общественные задачи, но больше к этой мысли не возвращался. Сейчас я вижу хорошие перспективы для развития образовательного проекта в первую очередь в технологическом плане, в плане интеграции и социализации цифровых технологий. И у нас большие амбиции, связанные с идеей конвергенции форматов, с новыми техническими решениями.
Лично мне доставляет огромное удовольствие записывать лекции и общаться с авторами, которых мы приглашаем. Где еще можно поработать, образно говоря, секретарем у целой плеяды интересных и умных людей! Удовольствие от этого процесса перевешивает все сложности, связанные с редакционной деятельностью.
— Есть ли у Magisteria социальная миссия?
Если возвращаться к философским рассуждениям, я вижу нашу социальную миссию в том, чтобы помочь обществу себя осознавать. Не запрещать, как мы наблюдаем сейчас в отношении кинематографа, в отношении театральных постановок, когда невротизированные, невежественные люди пытаются запретить себе и другим что-то выражать, осознавать и говорить. Так вот, не запрещать, а думать, говорить и создавать пространство для осознанной жизни.
Люди художественных профессий делают это по-своему, а мы по-своему. Может быть, в чем-то более формализовано, более сухо. Многие, глядя на размер лекций, с некоторым ужасом говорят – где же я найду для этого время! Это действительно проблема многих современных работающих людей, но, как мне кажется, без этого мы никуда не выйдем, не выползем из этих сусанинских болот, в которых оказались. Это то, что нужно делать, то, что придется делать, то, что нас, если угодно, принудят делать обстоятельства, судьба.
Невозможно занимать такую большую территорию и не думать о том, кто ты, куда ты. Иначе за тебя это будут делать какие-то другие люди.
