Попытка поговорить о поэтических текстах поэта Вадима Банникова может поставить критика в тупик, потому что в наличии — необозримое количество материала: тексты, которые ежедневно появляются в ленте Фейсбука, автор не систематизирует, не собирает в подборки или книги. Впрочем, у Вадима уже вышло два сборника. Первый составил Никита Сунгатов (М.: АРГО-РИСК, 2016), второй — Денис Крюков (М.: Tango Whiskyman, 2017), однако вовлечённость автора в их издание была минимальной. В своем эссе Ксения Егольникова разбирает феномен поэзии Банникова.
На примере текстов Банникова можно рассматривать, как поэзия существует в социальных сетях. Вот что сам автор говорит об этом: «С развитием соцсетей связан новый виток модерности, пространство соцсетей само по себе влияет на письмо как таковое и на производимую потоком ленты информацию. При этом соцсети являются своего рода символом не отступившего еще назад времени с его приметами. С другой стороны, программы поиска и предложения контента, встроенные в соцсети, задают тон неподотчетной литературному полю сумме движений по внезапной глорификации (выявления на видное место) или столь же внезапной маргинализации контента (не его предполагаемого автора!)».
Как мы видим, пространство, в котором Вадим размещает свои тексты, оказывается решающим для их существования и восприятия читателем (пользователем соцсетей). Однако я хочу обратить внимание в первую очередь на поэтику, нежели на то, как соцсети влияют на письмо.
Поэтика Банникова очень разнообразна, поэтические стратегии сменяют друг друга, а процессуальный характер его литературного проекта мешает разговору о нем как о чём-то целостном. Учитывая перечисленные особенности разбираемого явления — лавинообразное появление текстов (его рекорд — 49 стихотворений в день), их мерцающий характер возникновения и исчезновения во френдленте — интересно посмотреть, как реагировали и реагируют критики, поэты на творчество Вадима Банникова.
Журнал современной поэзии «Воздух» обычно открывается блоком материалов, посвященных одному поэту. В прошедшем 2018 году героем зимнего номера стал Вадим Банников. Мы можем найти в номере подборку его стихов, статью Дарьи Суховей, интервью, которое традиционно для каждого номера берет Линор Горалик, а также с десяток отзывов: критиков, поэтов, издателей — довольно ярких, эмоциональных отзывов.
Любопытно, что появление Вадима в литературном поле с текстами у многих вызвало в свое время недоверие и неверие. Об этом рассказывают в частных беседах, пишут в «Воздухе».
Руслан Комадей: «Лет пять назад мы начали с ним после краткой встречи переписываться — Вадим присылал мне тексты, даже с посвящениями. Письмо-автомат, думал я, и все такое… алеаторическое. Тогда я написал ему, следуя менторскому зуду — мол, надо сделать такие и такие правки, чтобы точнее стало. …Сейчас думаю: о каких, к черту, правках я мог просить? Речь и так права. В случае Банникова эта правота — стратегия».
Что «речь права» — это важное замечание о поэтике Вадима, но также в каком-то смысле и ключ к тому, почему с первого взгляда эта поэтика даже искушенного читателя ставит в тупик.
Кузьма Коблов: «Когда пять или шесть лет назад я прочитал их впервые, то подумал, что мне совсем не очевидно, что это стихи. …Сначала эта страница казалась мне похожей на очаг неизвестного медиавируса. Сейчас я думаю, что эти стихи красивые, как могут быть красивы вечная проблема или мем».
Достаточно этих цитат, чтобы увидеть эволюцию восприятия текстов Банникова. Кажется, что сейчас в профессиональном сообществе сомнения развеялись. Но общий пафос этих отзывов таков, что на нем хочется заострить внимание. Авторы отзывов относятся к творчеству Вадима трепетно, даже любовно, может быть — удивленно (растерянно). «…Появление каждого нового текста Банникова в ленте воспринимается как радостный и неподдельный след жизни, знак присутствия», — говорит поэт Василий Бородин.
Казалось бы, более пяти лет активного существования на литературной сцене, сотни стихотворений в месяц в фейсбуке, что же поддерживает это перманентное удивление?
Какой-то фокус Вадим производит каждый раз с речью. Этот фокус касается даже не приемов, — а Вадим может писать очень по-разному, — он соприкасается с какой-то основой речи, подходит вплотную к моменту ее зарождения, может быть даже присутствует при зарождении мысли и речи. Присутствует и показывает нам это чудо. Вернее — творит его непрекращающимся потоком. Может быть в этом природа удивления читателей?
Сделаем отступление, прежде чем совершим попытку увидеть, как работает, дышит речь в стихотворениях Вадима Банникова. Чтобы сузить, сжать имеющиеся тексты до какого-то обозримого целого, можно обратиться к одному из двух сборников (можно и не сужать, составители собрали не разных Вадимом Банниковых, как считает Комадей, но «собрали разное одно и то же. Потому что центростремительное — центробежно, и т. д. — это и т. п.»).
При всем этом сборник »Необходимая борьба и чистота», который составил поэт и издатель Денис Крюков открыл для меня неочевидную ранее сторону поэтики Вадима Банникова, а именно — лиричность.
Прежде чем я поделюсь некоторыми мыслями о новой книге, мне хочется также рассказать один эпизод из личного опыта восприятия текстов Вадима. У меня был такой период, когда я не понимала, как эти тексты устроены, какой внутренний закон ими управляет, склеивает слова в целое. При этом у меня было отчетливое чувство, что я смотрю на них не так, не с той позиции, поэтому они рассыпаются. Казалось, стоит почти незаметно сместить угол зрения, как все встанет на место.
Как ни странно, для меня стихотворения обрели некоторую логику, своеобразную стройность, когда я увидела несколько видеороликов на странице Вадима. На них он импровизирует, причем импровизирует довольно безыскусно. Не прилагает усилий для того, чтобы его речь обрела привычный, грамотный вид. В результате речь оказалась с одной стороны зависима от стандартных паттернов и сцепок. А с другой — эти штампы непредсказуемо сталкивались, трансформировались, превращались в какую-то прекрасную аутичную речь.
Так что и в видео, и в текстах, особенно в публичных выступлениях Вадима я наблюдаю такой эффект, который сбивает с толку, но при этом выявляет способ работы Вадима с языком. Как будто тот, кто говорит, он не производит речь, а речь существует как будто сама по себе. Автор — медиум, а речь сама ведет свою игру. Или автора можно представить фокусником, который сам не догадывается, что появится в шляпе.
Что касается того, как устроена вселенная в текстах, собранных в книге, то видится она мне следующим образом: все слова и вещи перемешали, и они здесь, прямо на наших глазах сталкиваются, будто впервые видят друг друга. Происходит радость узнавания или, наоборот, удивление от неузнавания. Но я бы не сказала, что в результате возникает новая устойчивая логика их соединения. Слова сохраняют за собой все привычные смыслы и контексты употребления, но при этом невероятным образом предстают заново, будто никогда ранее не слышанные, не произнесенные. То, как слова взаимодействуют внутри текста Вадима, чем-то напоминает платоновские превращения слова:
трава
а дальше
не сам ли бог
Для того, чтобы создать противоречивую (в смысле полную, включающую инвариантный взгляд на мир) картину, средств автору нужно будто бы не много. Сгустки смысла возникают всегда между — между слов, строк, теснятся на поля, становятся воздухом — неуловимы. Я уже говорила о встрече автора с началом речи, здесь действительно у Вадима какое-то невероятное чутье на возможности и все невозможности сочленения слов.
В итоге мы имеем не деконструкцию, не игру, не абсурд. Каждое слово, попадая в текст, кристаллизуется и обновляется. Несет с собой все контексты, все фразы и штампы, в которых оно когда-либо участвовало — и при этом освобождается от них.
в стилистике быть может ничего выдающегося
но бывало и жажда, и губы твои и запруда
и невечный город над вечным криком прохожего
здесь не хочется вечной \ до отсутствия надежды \ тайны
но попадают иногда и в плечо и в одежду
какие-то губы
я не смею думать о вечном и не занимаюсь множеством
но по голубому, как и по былому
невозможно было просто сказать губы твои или твой шаг
или мгла подходит \ очертанья
В стилистике и правда «быть может ничего выдающегося». Чудо превращения происходит в мелочах, в обыденном. Мне потребовалось услышать голос автора, увидеть это скольжение в пол касания, когда интонация, мышление, разрушение и обновление языка происходят с неимоверной легкостью и простотой. Сместить свой взгляд почти неуловимо, чтобы эта вселенная ожила. Может быть, даже не сместить, а просто перестать ждать от поэтического текста каких-то законов, знакомых или незнакомых приемов и т. д. «Для Банникова любая речь светится», говорит Комадей. Это свечение ощущают читатели, в свое время удивленные открытием поэтики Вадима.
Отдельный интерес представляет время, в котором обитают тексты Банникова. Автор как бы «присутствует» при зарождении самого первого значения слова, застает его врасплох. Ощущение длящегося мига проявляется почти во всех текстах от начала и до конца. За счет ломаной грамматики и синтаксиса, движение микросюжетов осуществляется по всем направлениям, а точнее — всегда по направлению к настоящему мгновению. Вот что о наличии (отсутствии) времени пишет в своем отзыве Инга Кузнецова: «Это какой-то новый уровень очищенного, пост-пост-все, незнания себя и мира. Отказ от предзнания, от любых априори. Если что-то и будет, то только сейчас. Каждый текст — бег через поле, безжалостно освещенное прожекторами. Этот бег, в сущности, ничего не позволяет „открыть“ (времени нет) и ничего никому не гарантирует, но — раз, и опять удалось автору (и тем, кто решится бежать вместе с ним, „играть за него“ в его шкуре) выжить, бросить себя в спасительную дословесную тьму (небытия). Исчезнуть здесь гораздо легче, чем быть».
я люблю человека, в итоге
обращаюсь к нему и люблю
есть счастливые кончики верб
я держусь указаний на них
я к нему обращаюсь в итоге
и люблю человека, люблю
все же, взвесив, люблю я, а дальше
(лес стоит, он закован, а дальше)
именно \ как будто закован
При всей запутанной игре Вадима с любыми заведенными положениями вещей (и слов), эта поэтика жизнеутверждающая, человеколюбивая. Однако за этими текстами стоит довольно зыбкая, бессловесная, тотальная, безымянная материя, к которой Вадим подводит нас слишком близко. Противоречие и сложность восприятия в том, как мне кажется, и состоит, что видимая легкость инструментального подхода решает сложные задачи метафизического плана (речи?).
Очень показательно следующее высказывание Дмитрия Гаричева о напряжении, взвинченности, которые порождают на первый взгляд простые посты-тексты Банникова в фейсбуке: «Написанные, как мне подсказывает интуиция, по фану, эти вещи как будто бы не хотят от меня ничего, и я сам не совсем знаю, чего хочу от них и что заставляет меня возвращаться в их разгерметизированное пространство, слабо освещенный коридор без потолка и пола: можно предположить, что меня влекут сюда любопытство и страх перед тем, что притворяется текстом, но ощутимо грозит оказаться чем-то совсем другим, как только погаснет свет».
Мне же кажется, что способность к превращению, готовность к нему — свойство редких поэтических языков, и это именно тот случай. Следствие — предельная открытость, до такой степени, что большая открытость труднопредставима, если не опасна (уже эта степень открытости вызывает у читателя такую тревогу). Следующий шаг соединения всего со всем в такой нежности, неловкости и близости к изначальному будто невозможен. Если этот шаг произойдет, нам уже, вероятно, не нужно будет соединять слова в поиске лучшей формы, лучших смыслов, потому что Слово очиститься и просто будет.
всё треснуло
такие \ состояния \ любви,
что и не счесть все градусы восторга
какого чёрта нет такого бога
из сладкой \ человеческой крови
всё треснуло, не важно, кто не прав
а прав любой \ расслабленным
теченьем
и всюду снег печально голубой
всё треснуло \ обычный ветер, разбиваясь
и снова \ серый \ дым
я не в себе \ не знаю весь теперь, весь в голубом
снегу, как деревянный чайник
расслабленным теченьем
как снег костра
и снова \ серый \ дым
как деревянный чайник
у посиневшего, как снег, костра
---
не важно, кто не прав
слепой клочков
и снова \ серый \ дым
я знаю, кто не прав, и снова
я знаю \ серый \ дым
я знаю, снег печально голубой
и всюду снег \ не важно, кто не прав
всё треснуло
обычный ветер, разбиваясь
и всюду снег печально голубой
в снегах \ и снова снег весь в голубом снегу
не важно, кто не прав \ всюду снег
такой \ обычный \ такой \ слепой
