Бывший министр финансов Греции Янис Варуфакис, теоретик, публицист и автор бестселлеров по глобальной экономике, предлагает пересмотреть отношение к современной системе мирового хозяйства и выносит ей суровый приговор. В книге «Технофеодализм: что убило капитализм», выпущенной издательством Ad Marginem, Варуфакис описывает, как эра классического капитализма подошла к концу, когда цифровые платформы вытеснили традиционные рынки. Владельцы — Google, Apple, Amazon — больше не конкурируют между собой, они правят миром, в котором вместо капиталистов — технофеодалы, а вместо потребителей — инфокрепостные. Публикуем фрагмент нашумевшего труда, в котором автор объясняет, как изменился характер власти в цифровую эпоху, почему рыночная логика больше не определяет нашу жизнь — и что это значит для каждого из нас.
Облачный капитал
В нашей человеческой природе заложено быть уязвимыми для кого-либо или чего-либо, что, как нам кажется, понимает нас лучше нас самих. На самом деле мы, возможно, даже более уязвимы для алгоритмов, которые, как известно, не наделены разумом, чем для реальных людей, потому что нас легче усыпить ложным чувством безопасности. Мы притворяемся, что Alexa — это человек, поскольку мы не привыкли общаться с машинами, иначе общение с роботом было бы для нас смущающим или сверхъестественным опытом. Но тот факт, что мы знаем, что Alexa — не человек, позволяет смириться с ее обширными знаниям о нас, наличие которых в противном случае было бы отталкивающе жутким или пугающим. И в тот момент, когда мы относимся к ней будто это человек, хотя мы знаем, что это не так, мы наиболее уязвимы — готовы к попаданию в ловушку представления об Alexa как о нашем собственном, персональном механическом крепостном, подобном Пандоре. Увы, Alexa не крепостной. Это, скорее, часть облачного командного капитала, который с нашей помощью и посредством нашего собственного неоплачиваемого труда превращает в крепостных нас самих, чтобы еще больше обогатить своих владельцев.
Каждый раз, когда мы заходим в интернет, чтобы воспользоваться услугами этих алгоритмов, у нас нет выбора, кроме как заключить фаустовскую сделку с их владельцами. Чтобы использовать персонализированные услуги, предоставляемые алгоритмами, мы должны дать согласие на подчинение бизнес-модели, основанной на сборе наших данных, отслеживании нашей активности, невидимом курировании нашего контента. Как только мы подчинились этому, алгоритм начинает продавать нам товары, одновременно продавая наше внимание другим коммерсантам.
В этот момент в работу включается некий более глубокий фактор, наделяющий владельцев алгоритмов огромной властью — предсказывать наше поведение, направлять наши предпочтения, влиять на наши решения, менять наше мнение, тем самым низводя нас до роли их неоплачиваемых слуг, чья работа заключается в предоставлении им нашей информации, нашего внимания, нашей идентичности и, самое главное, наших моделей поведения для обучения их алгоритмов.
Но является ли что-либо из этого действительно новым? Есть ли радикальные отличия у облачного капитала от других видов капитала, таких как инструменты кузнеца, паровые двигатели или телевизионный эфир, который Дон Дрейпер использовал для манипулирования нашей матрицей желаний? Он, безусловно, имеет не менее физическую форму, чем все перечисленные виды капитала, поскольку метафора облака — это всего лишь метафора. На самом деле он состоит из огромных хранилищ данных, содержащих бесконечные стойки серверов, соединенных охватывающей весь мир сетью датчиков и кабелей. Может, облачный капитал выделяется своей способностью командовать нами? Это тоже не уникально: история неудачи предприятия мистера Пиля в Западной Австралии продемонстрировала, что с первых дней капитализма все средства производства обладают командной властью — некоторые немного больше, другие немного меньше.
Нет, хотя облачный капитал может командовать нами беспрецедентно изощренными способами, ключ к пониманию его особой природы, как будет видно дальше, заключается в том, как он воспроизводит себя — и свою командную силу, — и этот процесс сильно отличается от тех, которыми воспроизводятся инструменты кузнеца, паровые двигатели или телевизионные программы.
Вот намек на то, что делает облачный капитал столь принципиально новым, непохожим и пугающим: до сих пор капитал воспроизводился на рынке труда — на фабрике, в офисе, на складе. С помощью машин наемные работники производили оборудование, которое продавалось для получения прибыли, которая, в свою очередь, финансировала их заработную плату и производство большего количества машин — так капитал накапливался и воспроизводился.
Облачный капитал, напротив, может воспроизводить себя способами, которые не требуют оплачиваемого труда. Как? Приказав почти всему человечеству вносить свой вклад в его воспроизводство — бесплатно!
Но сначала давайте проведем важное различие: между влиянием Большой цифры на традиционное рабочее место, где условия труда более экстремальны, но, по сути, ничем не отличаются от условий труда фабричного рабочего XIX века, и ее влиянием на пользователей технологий в целом, что создает принципиально новые условия. Сделав это, мы увидим, что, в то время как рабочие стали «облачными пролетариями», мы все стали «облачными крепостными».
Облачные пролетарии
Какими бы новейшими ни были эти технологии, тот способ, которым их применяют для управления низкооплачиваемыми работниками на потогонной фабрике, насчитывает почти два столетия. Пытаясь изо всех сил угнаться за ритмом компьютерных устройств, которые отслеживают все их действия и диктуют темп каждого шага, работники склада Amazon мгновенно узнают себя в героях одного из твоих любимых фильмов Чарли Чаплина — «Новые времена» (1936). Складской работник, вынужденный проверять и сканировать тысячу восемьсот посылок в час, удивительно похож на персонажа Чаплина, фабричного рабочего, который пытается угнаться за внезапно ускорившейся конвейерной лентой, в итоге сходит с ума и падает в огромную машину, шестеренкой которой он никогда не сможет стать по-настоящему.
Когда Хуан Эспиноза, сборщик на складе Amazon в Стейтен-Айленде, высказал мнение, что «г-н Безос не смог бы отработать тайным проверяющим полную смену в этом месте», любой, кто знаком с фильмом Фрица Ланга «Метрополис» (1927), вспомнит сцену, в которой Фредер, сын правителя города, непреднамеренно спускается на промышленный уровень, где рабочие отчаянно пытаются удержать на одной линии массивные стрелки похожих на огромные часы машин. Потрясенный тем, что он обнаружил, Фредер в ужасе хватается за голову при виде машин, заставляющих рабочих двигаться в нечеловеческом темпе, безжалостно механизируя их.
Несколько лет назад ты спросил меня, значительно ли новые гаджеты Большой цифры изменили традиционный производственный процесс. «Незначительно, — ответил я, — по крайней мере пока».
Пока человек продолжает оставаться частью полуавтоматических производственных линий, выполняя те задачи, которые не могут выполнить машины, темп работы работников-людей будет диктоваться машинами, чьей приоритетной задачей является выжимание последней капли производственной энергии из своих «коллег».
Я воображаю, как ты спрашиваешь, имеет ли значение, что на современных фабриках и складах этот контроль больше не осуществляется механическими устройствами с шестеренками, зубчатыми колесами, звездочками и приводными ремнями, а отдан алгоритмам, работающим на беспроводных устройствах, подключенных к нейронной сети компании? Нет, не очень. Облачные пролетарии — мой термин для наемных работников, доведенных до предела своих физических возможностей облачными алгоритмами, — страдают на работе так же, как и поколения пролетариев ранних, работавших на фабриках и складах.
Взять хотя бы «Механического турка» (Mechanical Turk) от Amazon, который компания описывает как «краудсорсинговую площадку, упрощающую для отдельных лиц и предприятий аутсорсинг своих процессов и работ распределенной рабочей силе, которая может выполнять эти задачи виртуально». Но давайте называть это тем, чем оно является: облачная потогонная система, где работники получают сдельную оплату за виртуальную работу. Там не происходит ничего, что Карл Маркс не проанализировал бы в полной мере в двадцать первой главе первого тома «Капитала», где он заявил: «сдельная плата является обильнейшим источником вычетов из заработной платы и капиталистического мошенничества». Нестабильная сдельная работа, добавил Маркс, «есть форма <...> наиболее соответствующая капиталистическому способу производства». Слушайте, слушайте!
Это не значит, что «алго» не отбрасывают свою длинную мрачную тень на заводские цеха. Напротив. Алгоритмы уже заменили начальство среднего звена в таких сферах, как транспорт, доставка и склад. И рабочие, вынужденные трудиться на эти алгоритмы, оказываются в модернистском кошмаре: некая бестелесная сущность, которая не только лишена человеческой эмпатии, но и физически к ней не способна, распределяет между ними работу по выбранной ею ставке, а затем контролирует время их отклика. Не подверженные никаким сомнениям, которые гложут даже самых бесчеловечных начальников, алго-менеджеры вольны сокращать оплачиваемые рабочие часы, увеличивать темп работы до безумного уровня или выгонять работников на улицу за «неэффективность». Рабочие, уволенные бездушным алгоритмом, попадают в кафкианскую спираль, не имея возможности поговорить с человеком, способным объяснить, почему их уволили.
Скоро, без сомнения, алгоритмы также разовьют способности к разрушению профсоюзов. Пока вы читаете эту книгу, ошеломляющие алгоритмы строят карты геномов из десятков тысяч молекул, составляющих ключевые белки супербактерий, которые угрожают нам смертью. Как только эти белки будут полностью расшифрованы, алгоритмы продолжат — снова без человеческого участия — разрабатывать экзотические антибиотики, способные уничтожить супербактерию — научный триумф века. Что может помешать аналогичному алгоритму разработать глобальную цепочку поставок, обходящую склады или фабрики, на которых профсоюзы могли бы, вероятно успешно, защищать права рабочих? Таким образом, профсоюзы могут быть ликвидированы еще до того, как будут созданы.
Итак, ответ — «да», облачный капитал превращает рабочие места в алго-фабрики из «Метрополиса», в которых из человеческих работников делают измученных непосильным трудом облачных пролетариев. И при этом с облачными пролетариями не происходит ничего такого, что обычные «земные» пролетарии, типа тех, которые работают на фабрике из «Новых времен», сочли бы удивительным. Короче говоря, облачный капитал продолжает делать с работниками фабрик, складов и других традиционных физических рабочих мест всё то же самое, что всегда делал традиционный, «земной», капитал — возможно, немного более эффективно. Однако за пределами традиционных мест работы облачный капитал разрушает всё, что мы привыкли считать само собой разумеющимся.
Облачные крепостные
Дон Дрейпер, возможно, был последним типичным представителем романтизма. Он относился к науке с подозрением, а к компьютерам — с презрением. Он идеализировал природу и любил колесить по дорогам на своем огромном кадиллаке. Он жил и дышал индивидуализмом. Он купался в ностальгии. Он обожал женщин, пока они не влюблялись в него — в этот момент он сбегал от них. Он опасался эмоций, потому что считал их высшим хранилищем прозрений человеческого духа. И он использовал свои таланты, чтобы превратить в товар эту смесь памяти, сантиментов, непостоянства и прозрений, чтобы извлечь из потребителей деньги, которые они в противном случае могли бы оставить себе.
Его алгоритмические двойники вроде Alexa, возможно, совсем не романтичны, но облачный капитал монетизирует наши эмоции эффективнее, чем когда-либо получалось у Дрейпера. Он тонко настраивает жизненную среду, используя наши привычки и предпочтения для стимулирования потребления, а затем использует наши реакции из коммуникации с ним, чтобы настроить свое воздействие еще точнее. Но это только начало. Помимо изменения нашего потребительского поведения способами, которые привели бы Дона Дрейпера в изумление и, возможно, даже в ужас, облачный капитал способен на гораздо более впечатляющий трюк: он может незаметно заставить нас прикладывать усилия непосредственно для его собственного воспроизводства, укрепления и развития.
Подумайте, из чего состоит облачный капитал: умное программное обеспечение, дата-центры, набитые серверами, вышки сотовой связи, тысячи миль оптоволокна. И всё же всё это было бы абсолютно бесполезно без «контента». Самая ценная часть облачного капитала — это не физические компоненты, а истории, опубликованные в Facebook*, видео, загруженные в TikTok и YouTube, фотографии в Instagram*, шутки и оскорбления в Twitter, обзоры на Amazon или карты наших перемещений в пространстве, позволяющие телефонам оповещать Google Maps о текущих пробках на дорогах. Предоставляя ему эти истории, видео, фотографии, шутки и перемещения, именно мы производим и воспроизводим — вне всяких рыночных отношений — запасы облачного капитала.
Это беспрецедентная ситуация. Работники General Electric, Exxon-Mobil, General Motors или любого другого крупного конгломерата получают в виде зарплаты и премий примерно восемьдесят процентов валового дохода компании. В небольших фирмах эта доля может быть еще больше. В то же время Большая цифра тратит на оплату штатных сотрудников менее одного процента доходов своих компаний.Причина в том, что оплачиваемый труд выполняет лишь малую часть работы, от которой зависит функционирование бизнесов Большой цифры. Большая часть работы выполняется миллиардами людей бесплатно.
Конечно, большинство из нас делают это добровольно и даже наслаждаются процессом. Трансляция мнений и обмен интимными подробностями нашей жизни с другими членами нашего цифрового племени, кажется, удовлетворяет какую-то извращенную потребность в самовыражении. Несомненно, при феодализме крепостные, обрабатывавшие свои родовые земли, терпели огромные лишения, но всё равно не считали желательным и даже не могли себе представить, что у них могут отнять их образ жизни, общую культуру и традиции. Так что суровая реальность продолжалась: в конце сезона сбора урожая землевладелец отправлял управляющих забрать львиную долю их продукции — не платя крепостным за это ни копейки. Так же и с нами, когда миллиарды людей вольно или невольно производят облачный капитал. Тот факт, что мы делаем это добровольно и даже испытываем удовольствие, не умаляет факта, что мы являемся неоплачиваемыми производителями — облачными крепостными, чей ежедневный самостоятельный труд обогащает крошечную группу мультимиллиардеров, проживающих в основном в Калифорнии или Шанхае.
В этом суть. Цифровая революция может и превращает наемных рабочих в облачных пролетариев, которые живут в вечном стрессе всё более нестабильной жизни под невидимой дланью алгоритмических боссов. Она, возможно, заменит всех Донов Дрейперов на мощные алгоритмы модификации поведения, скрытые за элегантными настольными устройствами, такими как Alexa. Но это не самое важное свойство облачного капитала. Главное достижение облачного капитала, намного превосходящее любое из его прочих достижений, — это то, как он революционизировал собственное воспроизводство.
Настоящая революция, которую облачный капитал совершил в отношении человечества, — это превращение миллиардов из нас в добровольных облачных крепостных, охотно работающих бесплатно, чтобы воспроизводить облачный капитал на благо его владельцев.
