Кризис представительной демократии в западных странах с каждым годом становится всё очевиднее: неуклонно падает явка на выборах, стабильно снижается доверие к парламентам, партиям и правительствам. Хотя сегодня это самый популярный политический режим в мире, всё больше голосов набирают популисты, призывающие реформировать или вообще снести существующую неолиберальную систему.
Американский анархист Боб Блэк, известный скандалист, критикующий всех — от либералов и либертарианцев до новых левых и радикальных феминисток, — ещё в начале 1980-х написал эссе о бессмысленности выборов, которые в глазах критиков представительной демократии выглядят пороком и используются как инструмент диктатуры. Публикуем перевод статьи Блэка «Голос в пользу отмены выборов», в которой анархистский мыслитель рассказывает о том, почему граждане перестают ходить на выборы, как демократия превращается в рабство, возможно ли исправить электоральную систему и почему политики заблуждаются насчёт интеллектуальных способностей избирателей.
Если выборы, по словам Сартра, — это «ловушка для дураков», то нынешние тенденции, связанные с голосованием, воодушевляют своим резким контрастом на фоне прочих признаков общественной спячки. Не сказать, что наметились какие-нибудь улучшения по части результатов. Этого ожидать не приходится, пока на выборах кто-то вообще побеждает. Хорошая новость заключается в том, что наблюдается устойчивый рост неголосующего большинства среди тех, кто имеет право голосовать, и эта партия неизменно «выигрывала» каждые выборы на протяжении последних шестидесяти лет. «Правило большинства» на наших глазах уступает место всё в большей степени неуправляемому большинству.
Ожидалось, что президентские выборы 1984 года — эдакая комета Когоутека в нынешней политической жизни — смогут решительным образом обратить эту тенденцию вспять, однако фактически они лишь замедлили её развитие. Несмотря на участие в выборах действующего президента, живого символа доминирующей идеологии, несмотря на все выходки Джесси Джексона, выдающегося проповедника из Чёрной лагуны, невзирая на угрозу надвигающейся ядерной войны и кампанию по устрашению, проводимую исступлёнными левыми под лозунгом «голосуй или умрёшь», как и на относительное снижение числа избирателей из наиболее молодых возрастных категорий, для которых в целом характерна низкая явка, большинство из тех, кто мог бы воспользоваться своим избирательным правом, нашли для себя занятия поинтереснее.
Система, при которой все разговоры о «правиле большинства» сводятся к пустословию и дежурному трёпу этатизма, взявшего на вооружение последние достижения науки и техники, стоит на пороге хронического кризиса, последствия которого, в кои-то веки, будут более болезненными для них, нежели для нас с вами. Такое ощущение, что по мере того как власти предержащие всё более облегчают своим подданным задачу благословения их деспотизма через участие в выборах, эти понукания становятся всё менее эффективны. Они отменили избирательный налог и тесты на грамотность, они предоставили избирательные права меньшинствам и лицам, достигшим восемнадцатилетнего возраста, они ввели двуязычные бюллетени — но те, на кого все эти реформы были рассчитаны, всё равно ходят на выборы реже всех.
«Демократия, — как отметил Карл Краус, — означает возможность быть в рабстве у всех». И по сей день, после многих веков философии и пропаганды, её заявленное превосходство в сравнении с другими системами угнетения далеко не очевидно. В факте того, что некое абстрактное, эфемерное большинство — и вопрос о том, кто его образует, являет собой одну из глубочайших тайн демократической догмы — позволяет себе замахиваться на большее, чем право управлять самим собой, всегда просматривалось немыслимое нахальство. И тем не менее, как на полном серьёзе уверяют нас либералы и пристроившиеся у них в кильватере левые, те, кто приходит на выборы, выражают тем самым согласие принять их исход, тогда как те, кто от голосования уклоняется, лишаются права протестовать, поскольку, раз уж на то пошло, они имели возможность отдать свой голос. Нас уверяют, что весь этот ритуал магическим образом расширяет пространство легитимного принуждения, т. е. полицейского произвола. Бойтесь демократов, права дарующих! Подобные софистические выкрутасы могут вызвать разве что усмешку, если вспомнить, что из года в год большинство попросту отказывается голосовать. Какое мне дело до того, что какая-то клика амбициозных оппортунистов вдруг объявила, что я состою в каком-то там клубе, в который я не желаю вступать? Мажоритарное правило, достаточно сомнительное уже в качестве «права», оборачивается неприкрытым злом, когда оно насаждается меньшинством под видом обязанности. Ральф «Дарт» Нейдер лишь ненамного опережает своих соратников-патерналистов, заявляя, что участие в голосовании должно быть принудительным.
Демографический состав неголосующего большинства вселяет тревогу в наших властителей. Либералы и левые, когда они не брызжут слюной, распыляясь насчёт народной мудрости, или не сулят утешение угнетённым, с характерным цинизмом обличают всех тех, кто отказывается голосовать — хотя это, казалось бы, главным образом как раз бедняки, меньшинства и иммигранты, — клеймя их болванами и невеждами, пренебрегающими своими гражданскими обязанностями, а то и вовсе упрекая их в антиамериканских настроениях. Но сегодня падение явки на выборах обусловлено тем, что право голоса получают те, кто только сейчас достигает совершеннолетия и кому порочная склонность к хождению на выборы не свойственна изначально, а кроме того, постепенно стареют те из их родителей, кто так и не смог избавиться от этой пагубной привычки. Большинство из этих молодых людей не являются сознательными отказниками, однако если сегодня они не желают утруждать себя хождением на избирательные участки, вполне возможно, что завтра они и вовсе откажутся утруждать себя чем бы то ни было.
Вполне ожидаемо, что торговцы (фабричным) воздухом из числа левых исправно поставляют лоялистов, готовых работать на то, чтобы система ещё более наглядно иллюстрировала их обличительную риторику. То же самое можно сказать и о тех, что именуют себя «либертарианцами», искажая смысл этого слова, — в своих галлюцинациях некоторые из них возомнили себя анархистами. Раз уж на то пошло, в 1984 году немало «анархистов» толпилось у избирательных урн, в то время как анарха-феминистские «имажини» (так!) агитировали за Мондейла на страницах журнала «Circle A in Atlanta» («Люди Атланты из круга „A“»), что побудило Теда Лопеса задаться резонным вопросом: что, собственно, означает заглавная буква «А» в этом названии?
Но чаще всего эта лояльная оппозиция скармливает публике жалкие непроходные левые партии, предлагающие некую «альтернативу»; альтернатива эта, если кто-то вообще наберётся решимости явиться на избирательный участок, сводится к тому, чтобы исключить любые сомнения (с вероятностью 99,99%) в том, что ваш голос будет истрачен впустую. Идея о том, чтобы стимулировать избирателей, раздавая им купоны со скидками на продукты питания, не лишена смысла. Почему бы не предоставить избирательные права голубям, насыпав им проса? Лозунг «Ваш голос имеет значение» в реальности имеет противоположный подтекст: «Ваш голос ничего не решает».
Мини-партии оттягивают на себя голоса под предлогом «протестного» голосования, но раз уж речь зашла о формах самовыражения, баллончик с краской даёт сто очков вперёд всем прочим способам протеста на любых выборах. И какими бы конформистами ни были избиратели, среди них не найти двух людей, которые вкладывали бы в свои голоса одинаковый смысл, даже если они отдают их за одного кандидата.
Вдобавок, при подсчёте все голоса предстают анонимными, безличными и взаимозаменяемыми. Как только бюллетень брошен в урну, можно считать его выброшенным; после этого он переходит в руки «признанных экспертов» и политиканов, которые будут вертеть его как им вздумается. И стоит только какому-нибудь кандидату одержать победу, он станет указывать, что вам делать, независимо от того, что он когда-то там обещал. Вы не можете выразить свой протест в отношении каких-то фундаментальных вещей путём голосования: голосование — это плоть от плоти тех самых фундаментальных процессов. Не существует такого явления, как голосование против самой системы голосования.
Что бы там ни говорили муравьиные коллективисты, было бы нелепо утверждать, что отказ от голосования — это всего лишь личный, «индивидуалистический» жест. Что может быть более приватным и изолированным, чем участие в «тайном голосовании» (очевидно, придуманном для тех, кому есть, что скрывать) в компании лишь себя самого? Это лишь подтверждает ваш статус в качестве заменяемой детали политической машинерии, к участию в которой вы никогда не просили себя привлекать. Коллективное действие против электорального отчуждения допустимо в той же мере, в какой допускается возможность выдвижения себя в кандидаты, однако по какой-то необъяснимой причине такая стратегия не улыбается жадным до власти сторонникам «прогрессивных» реформ.
Нет смысла заострять внимание на популистских реформах (личная инициатива, референдумы, право отзыва и т. п.), призванных ослабить корпоративный диктат государства. В лучшем случае, это никогда не удавалось. В худшем — на волне такого популизма проводились реакционные «реформы» вроде калифорнийского законопроекта № 13, который под шумок протащили власть имущие клики, скупившие все СМИ. Как и в случае с системой Птолемея, все попытки довести до ума электоральную систему путём корректировки эпициклов обречены потерпеть крах. Кризис демократии не преодолеть никакими ухищрениями.
«Платформа» любого политика — это обычная ширма. Вопрос о том, кому из двух продажных лицемеров достанется высокий пост, имеет всё меньшее отношение к реальности. Куда вероятнее, что по пути на выборы избиратель попадёт под машину, чем то, что она или он сможет повлиять на исход этих выборов, не говоря уже о шансах на то, чтобы изменить что-нибудь в реальной жизни.
Как сильно должна ещё упасть явка, прежде чем «победителям» станет стыдно или страшно вступать в должность?
Люди не так глупы, как полагают политики. Всё больше и больше людей откровенно смеются, когда их заманивают на участки, взывая к «гражданскому долгу», — нам надоедает ощущать себя подневольными статистами.
Что будет, если на очередные выборы вообще никто не явится? Очень скоро мы это узнаем.
