О людях и деньгах. Цикл стихов

***

В век мгновенных уведомлений
Мозг рождает биты, а не стансы.
Я не знаю, как жить в постмодерне —
Я живу в постсоветском пространстве.

Свергнут царь в голове, дед незрячий -
Уничтожила собственноручно.
Я не знаю, как думать иначе:
Даждь нам днесь, отче, хлеб наш насущный.

Отделяется плоть от кости,
Остаётся иконка в сети.

***

Лекторы с грустными взглядами
Выплюнут в мир капитала
Пресыщенных вечной историей
В переводе Р. Р. Ковалевой.

Выплюнут и не поморщатся,
Если только от солнца,
Если только от боли
По поводу мизерной ставки.

Теперь называем удачей
Возможность подольше остаться
Вблизи плодородного слоя,
Возможность не брать микрозаймы.

Тому ли учили ребёнка,
Когда запрещали потрогать
Цветы на шуршащем подоле
Надушенной дамы в трамвае?

Тому ли учили ребёнка?
Он вырос, и он просто купит
Девице такое же платье,
Сглотнув страх цветов и касаний.

***

Между подсобным рабочим,
Который не успевает отстирать одежду к собеседованию,
И менеджером по развитию,
Который вводит дресс-код для этих собеседований,
Зависли миллионы призраков
В иллюзии поездки на лифте.
Им хочется знать свой этаж,
Им хочется, чтобы все его видели.
И если им повезет,
Они перейдут из зоны коворкинга
В зону встречи с собой.

***

Рабы сбежали из сарая,
В газетах пишут. Я готова
Тебе отдать свою свободу.

Непросто пребывать в рассудке,
Когда рабы тебя смелее,
А ты дитя принтов и кода.

Последний символ власти — слово.
Так, эту власть осуществляя,
Я называю бред стихами.

И то, что я зову свободой,
Ты знаешь, я отдать готова —
Я это слышала в рекламе.

***

Родной мордор.
Люди белые, небо смуглое.
Безликий горожанин
Волочит за собой то, что видит он один.
Вместо лица — персональные данные.
Блёклый закат осязаемого.

Безликий горожанин.
В каком веке осталось его имя?
Вавилонский шум-гам:
Реклама раздаётся из тысяч приемников,
Размещённых в головах прохожих.

Нефтяные вышки работают денно и нощно,
Качая лодку в направлении инерции
Где-то в Иркутске.
Продукт растекается по заправкам,
Куда он заезжает с семьей,
И горьким бутылочным коктейлям в руках его старших детей,
Словно собранных на кораблестроительном заводе,
А не в утробе его жены.

Велено принимать всё как должное.
Всё — значит больше, чем он способен вынести
В условиях времени,
Перенасыщенного бесконечными переменами
Ценников на полках супермаркетов
И глупых псевдонимов.

Раздираемый желанием стать больше,
Чем потенциал перспективного стартапера,
Чем цифровой капитал молодой певицы,
Рожденной после изобретения смартфона,
Он бьётся в агонии
У стойки в одном из отделов
Сухого, печального города.
Как ему выбрать лицо?

***

Когда вагон метро встает между станциями,
Собаки павлова вскакивают
И ломятся к выходу,
Но за стёклами темно.

Когда я слышу твой голос,
Свора гончих тянет меня к тебе,
Но ты просто говоришь
О том, что прочла в новостях,
О том, что ещё чуть-чуть и ты выбьешься в люди,
О том, что мы сами выбираем свою жизнь.
За стёклами темно,
И я продолжаю стоять напротив тебя,
Погруженная в свои ожидания.

***

Шампунь, который заботится о здоровье
Волос, пачка каши для счастливой семьи
И сок, выжатый из патриотических яблок.

Я работаю ради этого сока каждый день
И не меняю место до тех пор, Пока не начну замечать, как на старом
Краска отваливается со стен с цитатами Джобса.

Вежливые люди спрашивают меня: «хотите?» со всех сторон.
На моих похоронах священник будет продавать свечки оптом,
И их купят. Он скажет: «Хотите?»

Я никогда не нахожу, что ответить,
Потому что мой собственный язык
Давно закатан в бумагу вторичной переработки,
Которая теперь валяется по моей квартире
В виде обрывков флаеров.

 — Давай пойдём под руку, — говорю я ему, —
Но только до следующего перекрёстка.
И не бери меня слева: там узелок с моими пожитками.
Нет, не бери меня справа: мне некомфортно. Зелёный.

И снова я наряжаю бледную тяжелую грудь
В самую трогательную кофту.
Я держу рот открытым весь день
В надежде, что туда залетит пару крошек человеческого печенья
И я протяну ещё чуть-чуть
И смогу сохранить здоровье волос,
Припомнить людей, изображенных на пачке каши,
И повидать места, где собирают яблоки для народного сока.

***

Либо в церкви, либо в караоке
Богу отдают надрывный голос,
Если, впрочем, он еще не брошен
В урны избирательных участков.

Косяками шлепают на берег,
Чуть настанет вечер — жадно ищут
Тень того, кто может дать отсрочку,
Мягкий след ушедшего ребенка.