Рассказ «Броненосец»

На тринадцатый день рождения родители подарили мне плащеносного броненосца. Мать говорит, что, не считая замужества, это было самой большой ошибкой в ее жизни; а я считаю, что она все искажает и преувеличивает. Это существо было послано мне судьбой: если бы у меня его не было, вряд ли я смог бы проявить свои лучшие душевные качества и достичь того высокого уровня морального развития, на котором теперь нахожусь.

Это сейчас броненосец заматерел и потемнел от времени, как буддийская храмовая статуя, а тогда он был совсем крошка, не больше десяти сантиметров в длину, и умещался в моей ладони. Панцирь и лапы с длинными когтями у него были бледно-розовые, а короткий шелковистый мех, покрывавший тело, напоминал по цвету топленое молоко. Будучи любознательным ребенком, я выяснил, что эти животные водятся в Аргентине, где их называют пичисиего; живут они в норах посреди сухих лугов и песчаных равнин, поросших кактусами и колючками. Мать с отцом решили, что аргентинские луг и полупустыню броненосцу вполне заменит континентальная европейская равнина, а точнее, обыкновенная постсоветская квартира; осознав неизбежность неволи и смирившись со своей участью, броненосец поселился в моей комнате. После того, как я окончил школу и университет и устроился на полставки секретарем в юридическую фирму, мы с ним переехали в сельский дом моих родителей. Вот так, на лоне природы, мы и живем; а с тех пор, как я бросил работу, необходимость в поездках в город отпала совсем. Мы уже привыкли обходиться минимальным количеством денег. Ем я, к примеру, очень немного: двух кастрюлек супа и каши, которые готовит мать, мне вполне хватает на целую неделю.

Старики приезжают сюда на выходные. Это причиняет определенные неудобства: например, для того, чтобы убрать деревянный пол в комнате и заменить его на земляной с примесью песка, мне понадобилось здорово повоевать с отцом; в конце концов, он согласился, мы убрали доски и броненосец смог наконец выйти из клетки, в которой я держал его с момента покупки. Почуяв свободу, он тут же вырыл настоящую нору в самом центре комнаты, таким образом впервые заявив о себе как о питомце с твердым характером.

Сейчас мне уже за тридцать — значит, мой броненосец скоро разменяет третий десяток. Никогда бы не подумал, что броненосцы живут так долго; однако же мой не только не думает умирать, но еще и подрастает каждый год на пять-шесть сантиметров. На прошлое Рождество он достиг размеров крупного теленка; и хотя родители умоляют отдать его им на попечение и перестать жить, как затворник, я остаюсь непреклонным, потому что точно знаю: они дождутся Масленицы или какого-нибудь другого праздника, заколют броненосца и сделают из него жаркое. Несмотря на то, что отношения с броненосцем у нас далеко не идеальные, я не могу предать его. Нет, я никогда не пойду на это.

Самое ужасное то, что маленький толстяк знает мою слабохарактерность и пользуется ей. Однажды утром несколько лет назад из-за своей тучности он уже не смог залезть в нору, чтобы позавтракать; он лежал на спине без движения и смотрел на меня глазами, полными мольбы и немого укора. Я убеждал себя: в том, что броненосец голоден, нет моей вины — но все-таки чувствовал себя ужасно. В то утро я не мог ни есть, ни пить, ни заниматься хозяйством: тяжелый взгляд питомца преследовал меня неотступно. В конце концов я сделал то, что показалось мне наиболее правильным: надел старый засаленный комбинезон отца, взял веревку, корзину, фонарик и полез в нору, стараниями броненосца разросшуюся до размеров небольшой пещеры. Видели бы вы, какой радостью светилась его морда, когда я, грязный и запыхавшийся, появился на поверхности с корзиной, полной червей и улиток!

С тех пор я добываю для него корм ежедневно. Прикинув, что трудные спуски и подъемы стоят мне времени и сил, а ведь ловкость у меня уже не та, что раньше, да и зрение портится, я принял решение оставаться внизу, поднимаясь наверх только тогда, когда у меня есть какие-нибудь срочные дела или желание прогуляться. Впрочем, и срочных дел, и прогулок становится все меньше: прожорливость броненосца вынуждает меня работать по десять-двенадцать часов в сутки, не покладая рук. Я ловлю все, что попадается на пути: земляных червей, пауков, слизней, муравьев и маленьких бесхвостых ящериц. Слава богу, мой броненосец неразборчив в еде и может иногда удовлетвориться даже жесткими корнями, лишь бы набить желудок!

Я соорудил подъемный механизм, что-то вроде шахтной клети, чтобы передавать наверх еду для броненосца, который в оговоренное время поджидает у норы; когда я подаю знак, он поднимает корзину, в два счета опустошает ее и спускает обратно. Как только она оказывается у меня, я опять принимаюсь за работу: вид пустой корзины для меня невыносим.

Мать с отцом не одобряют моего образа жизни; они утверждают, что я схожу с ума и теряю время, что разжиревший наглец-броненосец не стоит и одного часа, затраченного на него. Тем не менее, они боятся и пальцем его тронуть, потому что знают: этого я им никогда не прощу. Сначала бывали шумные ссоры, но теперь я научился молчать, слушая горькие материнские упреки или крики отца; иногда я даже не выползаю из норы, когда слышу наверху приглушенные, старчески медлительные шаги и жалобные голоса, зовущие меня. Наверное, старики и сами в глубине души понимают, как беспочвенны их обвинения: разве можно осуждать человека за верность однажды взятому обязательству? И разве готовность к самопожертвованию и бескорыстному труду — не то качество, которое дает право вообще называться человеком?

Кстати, не стоит думать, что я живу в норе, как какой-нибудь неандерталец: под землей у меня обустроено довольно уютное гнездышко со светом, водопроводом, мобильной связью и прочими благами цивилизации. Конечно, для того, чтобы превратить сырую пещеру в сносное жилье, мне пришлось попотеть, зато результат превзошел все ожидания. Я и ем теперь под землей, и смотрю фильмы, и ночую — вернее, сплю я днем, а по ночам бодрствую: во-первых, здесь, на глубине, нет никакой разницы между днем и ночью, а во-вторых, так мне легче присматривать за броненосцем, поскольку эти животные ведут ночной образ жизни. Если сначала я спал, завернувшись в старое верблюжье одеяло, то сейчас обзавелся ортопедическим матрацем и благодаря окружающей меня абсолютной тишине высыпаюсь гораздо лучше, чем наверху. Броненосец же спит не на полу, как раньше, а в моей кровати, достаточно крепкой и просторной для того, чтобы выдержать его грузную тушу.

Вы бы только видели его, сладко сопящего на пуховом одеяле панцирем вниз и мягким брюшком кверху — точно ангелочек, опустившийся на землю для короткого отдыха! Иногда я не могу удержаться и поднимаюсь на поверхность посреди дня, чтобы только посмотреть на него, а если броненосец спит крепко, я позволяю себе прилечь рядом с ним, и так, обнявшись, мы лежим до самого заката. Даже этих нескольких счастливых часов бывает достаточно, чтобы я простил ему все: прожорливость, корыстолюбие, черную животную неблагодарность и всю свою загубленную жизнь.